Какие тайны нам раскроет анализ стихотворения «silentium» (О.Э. Мандельштам)? Чтобы разгадать загадку одного из самых странных, но в то же время, известных произведений поэта, нужно понимать суть всего его творчества. А оно было направлено на поиск «своего» слова. Слова, которое бы смогло в полной мере передать внутренний мир поэта-загадки.
Как известно, Мандельштам высоко ценил поэзию Ф.И. Тютчева, у которого тоже есть стихотворение с таким же названием. С одним небольшим, но важным нюансом: у Мандельштама нет восклицательного знака. Казалось бы, мелочь, но в ней едва ли не основная мысль произведения.
Так что же обозначает слово «silentium»? В переводе с латинского — тишина, или молчание. Но если у Тютчева стихотворение — призыв молчать, то Мандельштам развивает другую тему. И разница в содержании становится более очевидной, когда невольно втягиваешься в поэтический мир поэта, проникаешься его идеями. И даже это не даст однозначно сказать, какова же тема стихотворения, настолько оно многогранно. Видимо, Мандельштаму хотелось сказать о важном в жизни: о любви, поэзии, тишине. И обо всем этом — всего четыре строфы. И сложно сказать, делятся ли они на части, или стихотворение представляет собой целостный монолог с риторическими вопросами самому себе. И все-таки, пожалуй, композицию его можно разделить на две части по две строфы в каждой.
В самом начале стихотворения встречается анафора «она». Дважды начиная строки с личного местоимения, вероятно, поэт делает акцент на нем, указывает на кого-то или на что-то. Но на что именно? Отчасти ответ виден во второй строке:
Она и музыка и слово…
Странно читать о музыке и слове, когда стихотворение называется «Молчание». И все-таки объяснение этому есть. Уже в своих ранних стихотворениях Мандельштам неустанно говорил о музыке. Она непременно должна быть в каждом лирическом произведении и неразрывно связана с литературой. Поэзию же он считал единством слова и музыки. Так что вполне можно предположить, что загадочное «Она» — это поэзия. Это к ней обращается лирический герой и автор в одном лице. Это поэзия — «ненарушаемая связь» всего живого на земле. Мне кажется, что в этом есть некая дисгармония, ведь поэзия не может существовать без слова, а у Мандельштама — еще и без музыки. Но поэт пишет о молчании. В молчании — гармония. И судьба Мандельштама. Возможно, словом он преодолевает судьбу. Тут нельзя не вспомнить биографов поэта, которые свидетельствовали о том, что поэт тяжело и долго писал стихи, тщательно подбирая каждое слово, потому они, наверное, смогли соединить в себе «суровость Тютчева — с ребячеством Верлена».
Слово Мандельштама — камень, основа всего, поэтому без него невозможно обойтись, как не стремись к гармонии молчания. Так тишина Мандельштама — это постоянное возвращение ко всему повторяющемуся, к цикличности жизни. Цикличность мироздания выражается и в обращении к самому себе третьей строфой:
Да обретут мои уста
Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Поэзия — «и музыка и слово». Первоначальна же — «немота», молчание, которое автор сравнивает с нотой, с музыкой, кристаллически чистой от рождения. Оксюморон? Возможно, и тогда — снова дисгармония и хождение по кругу. А может, все-таки эти строки о том, что музыкой обо всем можно сказать без лишних слов, и тогда можно молчать и слушать ее. В этом и заключается сложность и неоднозначность символов и образов лирики Мандельштама.
Кажется, теперь можно определить тему стихотворения. Но вот в четвертой строфе появляется образ Афродиты. Афродита — богиня любви и красоты. Тогда, может быть, «Она» — это любовь? Ведь в любви слова лишние, и порой молчанием можно сказать гораздо больше.
Афродита отсылает нас к другому стихотворению Мандельштама: «Бессоница, Гомер, тугие паруса…», где мы тоже встречаем богиню любви и красоты, рожденную из морской пены. А уж это стихотворение — точно о любви. В нем любовь во всем: в пене на головах царей, в причине войны, в журавлином клине кораблей. Любовь — первооснова всего, и поэзия не исключение. Ведь любовь вдохновляет нас на творчество. Но в стихотворении «silentium» понятие об этом чувстве шире. Это не только любовь к женщине, но и любовь к искусству, к слову, к природе. С нее начинается все в этой жизни:
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!
Не в этом ли воспевание тишины? Афродита должна остаться пеной, чтобы молчать, а сердце устыдиться другого сердца, сливаясь с первоосновой жизни, то есть с любовью. Тогда можно предположить, что и кристаллическая нота — это любовь, и тогда в ней молчание, а значит и гармония. Но гармония и в красоте. Афродита была богиней и красоты тоже. Любовь и красота — они вдохновляют поэтов и музыкантов. Но в этом стихотворении, в отличие от «Вечер нежный», например, мы читаем совсем другую красоту Мандельштама: спокойную, бледную, как сиреневая морская пена:
Спокойно дышат моря груди,
Но, как безумный, светел день.
И пены бледная сирень
В черно-лазоревом сосуде.
Так или иначе, и любовь, и поэзия требуют тишины. О ней читается в каждой строке, в каждом слове стихотворения. Тишина — «ненарушаемая связь» всего живого, молчаливая, мудрая. Она в спокойствии «черно-лазоревого» моря, в морской пене, которой должна остаться Афродита, в первой кристаллической ноте, в сердце и даже в музыке и слове. Чтобы услышать поэзию, нужна тишина, чтобы услышать любовь, нужно молчать. Пожалуй, так можно озвучить идею стихотворения. Проблема же и некоторый трагизм в том, что гармонии практически невозможно достичь, ведь и сам Мандельштам не мог обойтись без слова, хотя его внутренний мир так и остается загадкой для нас.
Возвращаясь к композиции стихотворения, можно сказать, что первая его часть о слове и музыки, о красоте, которые передаются с помощью образов моря во второй строфе.
Вторая же часть — это риторическое обращение лирического героя, в котором желание воссоединить любовь, поэзию и тишину, вернуть гармонию. Интересно то, что в последней строфе еще и призыв вернуться слову в музыку:
И, слово, в музыку вернись…
Эта строка возвращает нас в начало стихотворения:
Она и музыка и слово…
Здесь уже нет такого желанного и благоговейного хаоса. В этом стихотворении Мандельштам стремится к гармонии.
Стихотворение написано четырехстопным ямбом с пиррихиями. Ямб — динамичный размер, вместе с мужской рифмой он делает лирическое произведение четким. Пиррихии и женская рифма облегчают стихотворение, делают его более музыкальным, протяжным.
В лирике Мандельштама нет ничего лишнего, все, вплоть до размера стиха, подчинено единой цели. Поэтому так органично вплелся четырехстопный ямб в философское стихотворение «silentium».
Но главным украшением мысли традиционно для акмеистов становятся всевозможные средства художественной выразительности. Данное стихотворение не исключение.
Так, изобилие эпитетов наряжает стихотворение в яркие краски, одевая каждое слово: «ненарушаемая связь», «светел день», «в черно-лазоревом сосуде», «первоначальную немоту», «кристаллическую ноту». Метафоры «всего живого ненарушаемая связь», «моря груди», «пены бледная сирень» делают стихотворение более загадочным, а его образы многограннее, шире, сложнее.
В стихотворении есть и сравнения: «как безумный», «как кристаллическую ноту». Они делают его более эмоциональным. А благодаря олицетворениям «родилась», «дышат … груди», «безумный … день» любовь, слово и музыка обретают душу, оживают под пером поэта.
Дважды в стихотворении встречается анафора. С местоимения «Она» начинаются первые две строки — так автор сразу посвящает нас в свои размышления и создает загадку. В последней строфе повторяется союз соединительный «И», который объединяет слово, музыку и любовь, живущую в сердце. Так что можно сказать, в этих строках мы можем найти для себя вопрос о теме стихотворения:
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись…
Отдельно стоит сказать и о таком художественном приеме, как анжамбеман. Обычно каждая строка — это небольшая законченная фраза. Но в третьей — четвертой строках первой и второй строфы автор намеренно как бы удлиняет мысль, перенося ее на другую строку. Это придает стихотворению не только экспрессивность, но и помогает более глубоко осмыслить его тему.
Почему одни стихи одного и того же поэта могу быть известными каждому, другие же так и остаются в тени более популярных и любимых собратьев? Ответ не может быть однозначным, но мне кажется, что более понятные каждому, душевные стихотворения и знает больше людей. Их любят и быстро разбирают на цитаты. Но Мандельштам — особенный поэт. Его лирика — загадка на века для литературоведов и любителей поэзии. И возможно, феномен его творчества в неизведанности и сложности образов. Поэтому каждый открывает в них свое внутреннее «Я», свой мир чувств и эмоций. А читать стихи Мандельштама можно бесконечно, как и бесконечно разгадывать его загадки.
