Анализ стихотворения «Творчество» (В.Я. Брюсов) невозможен без понимания внутреннего мира автора, знакомства с его биографией. А жизнь Брюсова была интересной и разнообразной, что неудивительно для человека с таким не дюжим талантом. Ведь Брюсов – это не только автор несколько странных и далеко не каждому понятных символистских стихотворений, но он был еще и прозаиком, драматургом, переводчиком. Брюсов активно участвовал в издании альманахов и журналов, был редактором нескольких отделов Большой советской энциклопедии. Все это говорит о том, что перед нами разносторонне развитая, творческая, увлекающаяся личность писателя. Но и все это не поможет читателю легко понять его стихотворение «Творчество», ведь при первом его прочтении не удивительно впечатление об авторе, как о душевнобольном человеке.
«Творчество» было написано Брюсовым в 1895 году, когда он учился в университете. А молодого поэта оказало большое влияние творчество французских символистов. И уже его первые произведения, созданные совсем юным писателем, были написаны в духе символизма. А это значит, что добираться до сути стихотворения читателю придется через разгадки и скрупулезную расшифровку множества символов и образов.
Но вот название стихотворения говорит само за себя, и читатель настраивается на поиск основной мысли в строках из большой и разнообразной темы поэта и поэзии. У каждого поэта она своя. У раннего Брюсова процесс творчества, на мой взгляд, кажется чем-то потусторонним, парящим над головой художника. Как будто сами рождаются слова в его потоке мыслей. И именно из этого складывается идея стихотворения о том, что искусство невозможно постичь полностью и до конца никому, даже художнику, а процесс творения сложен и порой непонятен простому обывателю. Поэтому, наверное, и анализ стихотворения не может быть легким.
«Творчество» написано четырехстопным хореем, который, как, пожалуй, больше ни в одном другом стихотворении, так активно не принимает участия в создании общего настроения загадки и тайны произведения. Необычна и композиция стихотворения. Мало того что для читателя нет в нем привычного деления на темы, ее особенность в том, что строка одного четверостишия повторяется в следующей строфе. С помощью этого создается ощущение загадочной обстановки, образы то приближаются, становясь более четкими, то отдаляются, практически исчезая из поля зрения.
В итоге же все стихотворение, каждая его строчка, каждое слово и звук подчиняются единому смыслу – рождению поэтического произведения. Но автор передает нам этот процесс без лирического героя, а с помощью бесконечных образов и символов, как будто только позволяя лишь слегка коснуться его внутреннего мира.
Всмотримся повнимательнее в символы брюсовского «Творчества». Что же может увидеть читатель?
А читателя с первых строк встречает образ «тени несозданных созданий». Скорее всего, так автор передает нам состояние своей души вначале пути создания произведения. Он и сам еще не до конца представляет себе, во что в результате сложатся его строки, какие еще образы появятся в них. Сейчас есть только их тени, наметки, контуры, которые и служат толчком, музой.
Тень эта даже не появляется, а «колыхается» в легком движении, колеблется. У нее пока нет четкой траектории и оформленного смысла. Здесь же читатель видит и символ сна, излюбленный в среде символистов. Сон – это мечта. Во сне поэт может оторваться от грубой реальности. И именно там, в его мечтах, среди теней и образов, зарождается творчество.
Образ теней автор сравнивает с не менее странным образом «лопастей латаний». Но на самом деле латании – это пальмы, а их листья представляются огромными лопастями, которые видит автор в своем сне. Они колыхаются на стене, создавая тем самым загадочные узоры, оживающие в темноте.
Но вот во второй строфе возникает вполне уже реальный образ рук на той же эмалевой стене:
Фиолетовые руки
На эмалевой стене…
Эти строки можно понимать двояко. Так загадочные и экзотические пальмовые листья-лопасти постепенно начинают напоминать уже человеческие руки. Таким образом Брюсов проводит тонкую грань между миром мечты и реальностью, типичными для всех символистов. Именно в полумраке в состоянии дремоты способны пересекаться два противоположных конфликтующих мира.
Во второй строфе цвета и звуки сливаются воедино. Так руки «фиолетовые» от ночного света, а тишина «звонко-звучная» потому, что ночью звуки засыпают, и только в мыслях автора звучит поэзия. А может быть, это тишина настолько глухая, что еще не позволяет родиться на свет звукам и указывает нам на то, что здесь правят образы.
В третьей строфе снова встречает читатель образ обывательский и даже несколько сниженный – это образ киосков:
И прозрачные киоски…
Но наверное, каждому из нас нужно перевоплотиться и начать чувствовать так же, как автор стихотворения, чтобы увидеть киоски на месте беседок в ночном саду. И снова в этом можно заметить двоение миров. И все-таки темнота и тишина ночи проглатывают мир реальный, погружая нас все глубже в мир поэзии, таинственный и безграничный. Иначе как тогда можно объяснить появление и смешение образов киосков, вырастающих «при лазоревой луне»? Автор сравнивает их с блестками, совершенно непохожими на те образы киосков, которые мы привыкли видеть в мире земном. Вот и получается, что даже вполне бытовые предметы обретают загадочные черты. В этих же строках нельзя не заметить, как расширяется пространство стихотворения. Границы расширяются, творчеству становится тесно «на эмалевой стене», и оно стремится дальше.
В четвертой строфе все отчетливее проявляют себя звуки, становятся разнообразнее:
Звуке реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Они все такие же неопределенные и нечеткие. Звуки здесь похожи на тени, потому что так же хаотично и полусонно передвигаются в пространстве. Они бесшумно реют над землей и «ластятся» к автору. Этот глагол намекает читателям о существовании лирического героя в стихотворении, делая его создателем, творцом своего поэтического мира, в котором даже звуки подчиняются его воле.
Обращает на себя внимание и эпитет «месяц обнаженный». Я думаю, что в воображаемом мире писателя у образов нет причин скрываться за обманчивыми одеждами. Перед ним открыты все возможности поэзии. Только мастеру доступно видеть это.
Последняя строфа – это итог стихотворения, торжество поэта-демиурга, собравшего вокруг себя звуки и тени, время и пространство. Теперь все с трепетом готово подчиняться ему, а тайны раскрыты:
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне…
Так, читатель может почувствовать весь спектр эмоций поэта при создании стихотворения. Легкая тень намека на произведение вырастает к концу стихотворения в целое победоносное торжество поэта. Здесь процесс творчества у Брюсова похож на взятие крепости.
Самым ярким средством художественной выразительности в стихотворении можно назвать цветопись и звукопись. Умело передает автор с помощью цвета и звука свое настроение и атмосферу тайны. Так стихотворение окрашено в фиолетовый, лазоревый, блестящий цвета, добавляя мистическую нотку строкам. Необычно и звуковое наполнение произведение. С одной стороны, автора окружает звенящая тишина, с другой, к концу стихотворения пространство заполняется разными звуками. Вот только читателю не понятно, какие это звуки, но, вероятно, красивые, как музыка поэзии.
Есть в стихотворении и эпитеты, делающие его более эмоциональным: «несозданные создания», «фиолетовые руки», «в звонко-звучной тишине», «прозрачные киоски», «лазоревой луне», «месяц обнаженный». Некоторые из них больше похожи на оксюморон. Так «несозданные создания» и «звонко-звучная тишина» кажутся противоречивыми, но на самом деле только усиливают очертания созданного Брюсовым воображаемого мира.
Метафоры «колыхаются во сне», «руки… чертят звуки», а также сравнения «словно лопасти латаний», «словно блестки» и олицетворения «руки чертят», «киоски… вырастают», «звуки реют… ластятся», «тайны ластятся» создают ощущение ирреальности происходящего. Но эта ирреальность проникает в наш обычный мир при помощи поэзии – проводника между двумя мирами.
Для каждого поэта творчество – это особый мир. Так, для Пастернака рождение стихов – это всегда стихийно, как порыв ветра. Для Мандельштама писать – стихи – значит, долго и упорно работать, доводя каждую строку до совершенства, оттачивая каждый звук. Для Брюсова, кажется, каждый стих проживает целую жизнь, чтобы появиться на свет.
Возможно, не каждый читатель сможет оценить творчество Брюсова, ведь для этого нужно не просто понять, а и пережить все чувства автора. Но уже если это получится, то уже будет просто невозможно не полюбить этого поэта за его удивительно прекрасные образы, которые он дарит нам.
