Роль монологов в пьесе «Горе от ума» (А.С. Грибоедов) велика как в раскрытии образа главного героя, так и в выражении темы и идеи произведения, позиции автора. Кроме того, каждый монолог участвует в композиционном построении пьесы.
Грибоедов – новатор своего времени, а «Горе от ума» — по-настоящему революционная пьеса, заставившая горячо спорить литературных критиков на долгие годы. И даже сегодня не все вопросы имеют однозначные ответы. А все потому, что проблемы, которые обозначает автор в произведении, совсем неоднозначны. И хотя «Горе от ума» была написана в послевоенное время реформ и свежих взглядов на жизнь, новое еще вызывало много вопросов и сомнений, а старое невозможно просто так перечеркнуть и отказаться от него.
В монологи Чацкого наиболее полно Грибоедов вложил свою идею противоречия человека новой формации, со свежими взглядами на жизнь обществу косному.
Так, экспозицией пьесы можно считать монолог Чацкого «Ну что ваш батюшка? все Английского клоба…». Он предваряет основной конфликт произведения, но уже в нем – жесткая сатира на устаревшие общественные устои. Но пока еще в нем нет критики и противостояния, которое развяжется в последующих монологах.
А вот столкновение монологов Фамусова «Вот то‑то, все вы гордецы!» и Чацкого «И точно, начал свет глупеть…» можно считать завязкой конфликта пьесы. В них и прямое противостояние века нынешнего и века минувшего. Чацкий открыто называет пороками то, что в обществе Фамусова считалось достоинством и к чему стоило, по мнению стариков, стремиться нынешней молодежи. «Подступиться» и «согнуться», нужно, если хочешь пойти далеко. Фамусов отмечает излишнюю строптивость молодежи и нежелание перенимать опыт отцов.
Но Чацкий безжалостно обличает раболепство, покорность и страх. Он осуждает подхалимов и лжецов, противопоставляя им «век нынешний» и современных людей, не желающих пресмыкаться перед государем. В первом монологе — идея Чацкого о том, что добиваться всего нужно по чести и совести, что сегодня нет места в обществе льстецам. Для него нет никакого урока в том, как жили отцы и деды. Главный герой убежден в том, что мир нужно менять, «служить делу, а не лицам».
Кроме основного, есть в пьесе и любовный конфликт. И главный герой, понимая, что былое и некогда сильное чувство между ним и Софьей, угасло, не упускает возможность высказаться и о любви в монологе «Оcтaвимтe мы эти пpeнья…». Он сомневается, что Молчалин сможет любить Софью так сильно, что чувство сможет затмить все вокруг. Для главного героя все суета и прах без любви. Чувство должно быть со страстью, с огнем:
Но есть ли в нем та страсть? то чувство?
пылкость та?
Чтоб кроме вас ему мир целый
Казался прах и суета?
О чем говорит нам этот монолог? Из него мы узнаем, что перед нами не просто деятельный, честолюбивый молодой человек, но и еще умеющий чувствовать по-настоящему. В нем кипит жизнь и страсть. Его страстная натура и мешает обходить острые углы в разговоре и заставляет прямо рубить правду, как она есть.
Кульминацией комедии и раскрытия характера главного героя является один из самых известных его монологов «А судьи кто?». С презрением бросает Чацкий осуждения старшего поколения, у которого он должен учиться. Он против вечно порицающих прогрессивную молодежь старцев, черпающих знания из «вчерашних газет»:
«Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?»
Человек должен двигаться вперед, а не застывать во времени. Да и век «знатных негодяев», готовых с легкостью поменять верных крепостных на охотничьих собак, прошел. Ему ненавистно неравенство и вечная тяга к наживе. В этом монологе особенно громко звучат идеи декабристов о том, что каждый должен служить народу, а не себе. И с горечью он признает, что новые идеи неугодны обществу, а такие люди, как Чацкий, становятся изгоями, считаются сумасшедшими. Их не услышат, потому что никому не хочется лишаться нажитого богатства. Поэтому ему не дают договорить, в очередной раз напоминая о том, что ему нет места в фамусовском обществе.
Каждый монолог Чацкого посвящен определенной проблеме. Как человек наблюдательный он не мог не отметить одного француза на приеме в доме Фамусова. Весьма посредственный иностранец приковал к себе все внимание женского общества. В монологе «В той комнате незначащая встреча…» Чацкий обличает еще один порок – слепое подражание всему иностранному. Нет, он не против того, чтобы учиться у Европы, но только действительно нужным вещам. Бездумное же преклонение европейскому лишало чувства собственного достоинства русского человека. Чацкий пытается открыть глаза тем, кто уже считает его сумасшедшим, поэтому его слова совершенно не оказывают никакого действия на общество.
Развязкой сразу двух конфликтов служит заключительный монолог Чацкого «Не образумлюсь… виноват…». Открыта тайна Софьи и главному герою отвратительно думать о том, что та, которую некогда он считал единственной живой душой в этом доме, выбрала себе «мужа-мальчика», «мужа-слугу». Ему противна сама мысль о том, на кого его променяли и что Софья поддалась влиянию отца. Все в этом доме ему постыло до такой степени, что находиться здесь больше нельзя ни минуты. Чацкий сравнивает побывавшего в доме Фамусова с вышедшим из огня:
Вы пра́вы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет…
Чацкого не хочется считать побежденным, несмотря на то, что его идеи потерпели крах в доме Фамусова. Но он ушел с гордостью, верный своим идеям. И все-таки композиция пьесы говорит об обратном. И именно это даже сегодня заставляет задуматься: а прав ли Чацкий? Если даже Грибоедов, выражая свои мысли словами главного героя, прогоняет его из пьесы? Пусть даже и с его последним словом, но все-таки указывает ему на дверь. А может быть, все дело в том, что время Чацких еще не пришло и им стоит немного «подрасти» и понять, что, хоть их идеи свежи и честны, все-таки не стоит отрекаться от опыта отцов и дедов?
Не прекращаются споры о пьесе «Горе от ума». Но именно в этой неоднозначности и заключается гений Грибоедова. А его бессмертное произведение актуально во все времена. Ведь конфликт «века нынешнего» и «века минувшего», отцов и детей – неисчерпаемая тема для размышлений. И как бы хорошо было, если бы отцы перестали порицать сынов, а сыны стали бы прислушиваться к отцам и брать от их опыта самое лучшее. Но пока одни считают других сумасшедшими, другие в порыве бросают бессмертное: «Карету мне, карету!»
